«Нам не стабильность «регуляторики» нужна, а уродливые железные ножницы»
«Будучи великой сырьевой державой, мы во многом потеряли экономику сложных вещей. Критически зависим от импорта технологий, оборудования и инструмента», – заявил газете ВЗГЛЯД известный российский экономист Яков Миркин, говоря о базовых проблемах экономики РФ. Как быть в такой ситуации, и насколько адекватен путь экономических властей?
Согласно барометру предпринимательской уверенности Ernst & Young, топ-менеджеры 71% российских компаний (крупный и средний бизнес) исходят из скорого улучшения ситуации в экономике России в целом. Это наиболее высокий показатель за последние два года.
В то же время, несмотря на политику импортозамещения, в стране до сих пор сохраняется колоссальная зависимость от импорта, а это чаще всего товары повседневного спроса либо технологии и оборудование, необходимые для их производства. Выход из этой ситуации пока не виден – обеспечить предпринимателям нормальный доступ к дешевым кредитам так и не удалось.
Исходя из этого, за бодрыми реляциями властей, говорящих о переходе экономики к росту, могут скрываться риски подмены, когда аппарат просто берет под козырек и начинает отчитываться «цифрой», подчеркивает заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН Яков Миркин. Он убежден: экономике РФ требуются подлинно рыночные условия и радикальное облегчение административного бремени – без этого говорить о серьезном росте и развитии не приходится.
О том, что это за условия, какова реальная инфляция в стране, что может грозить российским банкам, насколько политика финансовых властей адекватна, а угроза нового кризиса велика, экономист рассказал в интервью газете ВЗГЛЯД.
ВЗГЛЯД: Финансовые и экономические власти РФ давно говорят о том, что наша экономика вступила в новый цикл. Но если обратиться к недавнему выступлению председателя ЦБ Эльвиры Набиуллиной, в котором она огласила длинный список рисков для глобальной экономики, складывается ощущение не начала нового цикла, а системного кризиса. Согласны ли вы с такой оценкой? Существуют ли очевидные пути предотвращения нового кризиса?
Яков Миркин: Мировая экономика находится на длинном циклическом подъеме, циклы Кондратьева хорошо видны. События, подобные тем, что были в 2008–2009 годах, можно ожидать во второй половине 2020-х годов. Но всегда есть место для кризисов второго порядка, особенно на таких развивающихся рынках, как Россия. Здесь периодичность – один-два раза в 10–15 лет. И конечно, никто не застрахован от каких-либо сверхкритических событий в геополитике, которые могут перевернуть любой длинный экономический цикл. Сегодня, возможно, зона особенных рисков – Северная Корея.
Что же касается центральных банков, они всегда рассуждают о рисках, само их мышление так устроено. Поэтому анализ рисков, сделанный центральными банкирами, само упоминание о кредитных, процентных, рыночных или даже системных рисках не означает, что эти риски вот-вот приведут к новому кризису.
ВЗГЛЯД: В том же выступлении в качестве инструмента по ускорению роста экономики Набиуллина вновь назвала пресловутые «структурные реформы», которые давно стали мантрой для либерального лагеря экономистов. Какой-то реальный смысл стоит за этим словосочетанием, звучащим столько лет подряд? Где гарантия того, что именно структурные реформы обеспечат рост?
Я. М.: Сегодня под структурными реформами понимают в первую очередь пенсионную реформу. За ней нет никакого роста – просто сжатие обязательств государства перед населением, в том числе «приватизация» части государственных услуг, оказываемых сейчас бесплатно. Для финансистов структурные реформы означают также «оптимизацию», подобную тем, которые проводятся с начала 2010-х годов в медицине, образовании и науке.
Грубо говоря, меньше сеть, больше централизация, выше нагрузка на тех, кто там работает, и относительно меньше денег. Поэтому такие реформы сразу же связывают с определением «непопулярные». Они мало связаны с экономическим ростом – скорее с социальными рисками, с брожением среди населения.
Во-первых, резкое сокращение административного бремени (избыточный госаппарат, рост нормативных актов по экспоненте, наказательный уклон в регулировании, обвинительный – в правоприменении).
Во-вторых, реформа судов, обеспечение их истинной независимости, исключение «телефонного» права.
В-третьих, защита собственности от частного и «государственного» рейдерства.
В-четвертых, реформа антимонопольного регулирования: необходимо добиться, чтобы оно по-настоящему препятствовало дальнейшему огосударствлению и сверхконцентрации, деформации рыночной среды.
В-пятых, налоговая реформа: снижение налогового бремени, создание очень сильных и легких налоговых стимулов для роста и модернизации.
В-шестых, бюджетная реформа, обеспечение истинного бюджетного федерализма, расширение финансовой базы регионов, прекращение избыточной концентрации бюджетных ресурсов в центре.
С точки зрения экономического роста все это необходимо, но недостаточно. О части этих реформ говорят с начала 2000-х годов. Их можно ждать еще четверть века и не дождаться. Но даже если бы они были проведены, они еще не создают нормальные рыночные условия. Во всяком случае пока бизнес и мы с вами не можем взять кредит под несколько процентов годовых или пока так тяжелы налоги, а рубль переоценен, никакого сверхбыстрого или просто устойчивого роста не будет.
ВЗГЛЯД: Как вы оцениваете перспективы роста российской экономики в текущем году? Прогноз главы ЦБ по росту ВВП в 2017-м пессимистичней того, который с упорством (возможно, достойным лучшего применения) регулярно озвучивает глава МЭР Максим Орешкин: 2%. На первый взгляд разница невелика (порядка 0,5%), но, как мы недавно видели, даже десятые доли процента незапланированной инфляции руководство ЦБ «шокируют». Какой прогноз ближе к действительности?
Я. М.: И в ЦБ РФ, и в Минэкономики есть модели, по которым считаются рост или падение экономики. Какими они будут на самом деле – неизвестно, потому что российская экономика производна от внешних факторов, которые сами по себе очень нестабильны. Она может лишь подстраиваться под них, стараясь удержать движение на дистанции в условиях сильной турбулентности. В самом деле, только в этом году мировые цены на нефть сорта Brent колебались от 45 до 57 долларов за баррель, то есть больше чем на 20%. В такой же амплитуде бродили цены на природный газ. Доллар США колебался в 2017 году от 1,04 до 1,185 евро. Амплитуда – больше 10%. Для мировой резервной валюты, ядра глобальных финансов, это очень много. Поэтому все предположения, какой будет окончательная динамика ВВП, – гадание на кофейной гуще.
Кроме того, нельзя забывать, что оценка физической динамики ВВП (в сопоставимых ценах) зависит от величины дефлятора (коэффициента пересчета «новых» цен в «старые»). Например, в 2016 году он был равен 103,6%, что отличается от индексов инфляции в этом году. Розничные цены в 2016 году выросли, по данным Росстата, на 5,4%, цены производителей промышленных товаров – на 7,4%. Вариативной в составе ВВП может быть и доля ненаблюдаемой (теневой) экономики. По оценке Росстата, она равна 10–14% (здесь и дальше привожу статистику по данным справочно-правовой системы «Консультант-Плюс»). 10% или 14% – большая разница для динамики ВВП, тем более что сам размер теневого сектора, включаемого в ВВП, оценивается косвенным образом.